В поисках любви - Страница 6

К оглавлению

— Да?! — синий костюм кричит в трубку.

Я сжимаю кулаки в ожидании.

Он молчит. Слушает. Но даже до меня долетает жужжащий голос из трубки. На квартире, куда выехал наряд, нашли труп.

— Кто это?! Кто это?! Кто???

И потом сразу. Тусклым голосом.

— Не может быть…

Пауза. И еще.

— Ждите меня.

Пухлый палец нажимает на кнопку сброса. Клавиша щелкает. Я оглядываюсь. И вижу поникшие плечи.

Значит, поиски убийцы будут долгими.

— Нашли труп хозяина этого дома. С выпотрошенным горлом, у себя в квартире.

Я выхожу за дверь. Закуриваю. Вдыхаю свежий осенний воздух. И становится легче.

С деревьев сыпется золото. Ветер подхватывает его и кружит в неповторимом вальсе, подобия которому нет на самой земле. Вся округа горит в ярком огне наступившей поры. Листья падают на машины, на землю, на людей. Осень погребает под своим драгоценным ковром все окрест, даря, точно обезумевший миллиардер, неисчислимые богатства каждому прохожему.

Сырые, вымокшие от дождя тучи, висят низко над головой.

Я спускаюсь с крыльца и иду к ближайшей патрульной машине. За рулем никого нет.

Волосы треплет ветер. Дергаю ручку. Дверь открывается. Заглядываю в салон. Пусто.

Мокрая земля позади машин исполосована колеями. Будто шрамами.

Сигарета мгновенно превращается в кривой пепел. Затягиваюсь, обжигая пальцы, и бросаю истлевший фильтр под ноги. Сплевываю горечь.

В замке зажигания ключи. Брелок в виде Спончбоба медленно раскачивается в стороны. Как маятник. Как вечный счетовод убегающего сквозь пальцы, времени.

Желание сесть за руль самому становится невыносимым. Давлю его ногами, выбивая черную, подлую гниль из-под подошв. У меня нет больше прав садиться в водительское кресло. Это случилось три года назад. Но я все еще помню белую, тонкую руку, выглядывающую из-под колес. И кровавые змейки, бегущие по коже.

— Подвезти?

Вздрагиваю. Боже…

— Да.

Кутаюсь в пальто. Не смотрю на водителя. Только раз. Вижу его морщинки в уголках глаз. И успокаиваюсь. Иногда мне страшно в машинах. Но не сейчас.

Усаживаюсь на пассажирское сидение и выуживаю из кармана листок с адресом. Водитель кивает и поворачивает ключ. Двигатель гудит. Ручка скоростей. Педали. Дом уплывает в сторону, высвобождая из плена свинцовое небо и золотой осенний дождь.

Быть может, думается мне, именно в таком месте и принято встречать старость? И я улыбаюсь правоте этих дум. Да. На закате дней я вернусь в это место. Буду сидеть в кресле, на широком крыльце, укутанный в плед, и наблюдать, как заходит солнце. Как оно тонет в плавящемся от багряного жара горизонте.

В желудке вспыхивает боль. Грызет мои кишки до крови. Часы смеются. Закрываю глаза, откидываясь на спинку.

Ничего не будет.

Шепот черных губ. Это мир, отравленный и темный, говорит со мной так. Так заставляет слушать себя. Болью, слезами, муками.

Ничего не будет. Ни домика, ни заката, ни пледа. Ты даже не вспомнишь об этом, когда где-нибудь в переулке будешь подыхать от случайного ножа. И только смотреть и смотреть на свою измазанную кровью ладонь. Все, что ты сможешь. Не веря до конца в то, что произошло. Ты будешь подыхать.

Эта правда — одна из многих. Горячий песок времени. Что несут мне его бури?

Опускаю вниз скрипучее стекло. Закуриваю. Машину трясет на ухабах и рытвинах. Из-под колес брызжет грязь.

Столько смертей…Боже, я видел столько смертей, что перестал их замечать. Теперь, оглядываясь назад, я понимаю это. Дети, женщины, старики. Их мертвые лица — груда кукольных масок. И только одно из них — человек. Оксана.

— Я освобожу тебя… — шепот превращается в табачный дым.

Я знаю. Если я остановлю убийцу, то стану свободен. Вновь смогу чувствовать. Видеть. Слышать.

Любить.

Скрипят истертые рессоры. Я поднимаю взгляд к зеркальцу. На заднем сидении никого нет. Вздрагиваю.

Она здесь.

Оборачиваюсь.

Только запах. Тонкий аромат ее волос.

— Приятель, у тебя кровь…

Водитель.

Выныриваю из страшных видений.

— Что?

— Кровь… — он поворачивает зеркальце ко мне.

Из носа течет темная струйка. Слизываю красную соль с губы:

— Черт.

Запрокидываю голову. Водитель тянет мне бумажный платок.

— На вот…

— Ага…Спасибо.

В висках стучит. Утираюсь и бросаю кровавый комок за окно.

«Иногда это может выражаться в головных болях и кровотечениях…»

Чистые, вымытые руки врача возникают в памяти.

Он говорил со мной в тот раз, как с ребенком. Боясь напугать. Но ему и не ведалось, сколько ужасов видели мои седые глаза. Я мог бы рассказать ему. Но не стал тогда обрывать этого милого человека. В тот единственный миг, я любил его, словно отца.

«…в основном, из носа. Особенно это возможно в периоды обострений, которые обычно случаются…»

Мама не любила вспоминать папу. Он ушел рано, когда мне не было и пяти. Куда, я не знал. И только его фотография в рамке, как нечто вечное, тяжелой тишиной давило на наши плечи. Мы помнили его таким, каким он был здесь, в не цветном прямоугольнике застывшего времени. В военной форме с медалями. Гордый и печальный.

«…во времена смены сезонов. Тогда возможна и неожиданная, высокая температура тела…»

Тогда я ненавидел его за то, что он ушел. За то, что оставил мне в горькую память только исцарапанный снимок. Я проклинал его… за маму. За то, что ей так тяжело одной. И за темные пятна слез, вырастающие за ночь на ее подушке.

Тогда я еще не знал, что он геройски погиб в чужих и далеких горах, под палящим солнцем средней Азии. Его обугленное тело так и не смогли вытащить из лап боевиков.