— Страшно, — шелест ее губ.
Господи, а ведь она права! Убийца может быть еще в доме!
Тянусь к кобуре. Нет, нет…чушь! Отдергиваю руку.
Мы слишком близко подошли к черте. Нужно сделать шаг назад. Всего один. И станет легче.
Дышу. Глубоко.
Паника отступает. Только озноб все еще щекочет затылок.
Ступени снова скрипят. Боги сходят на землю.
Синий костюм вплывает в подвал. Вальяжно, сунув пухлые руки в карманы. Выказывает мне дрянное почтение. Я не поднимаюсь. Делаю вид, что изучаю цепь.
— К владельцу дома уже выехал наряд. Все кончено.
Упрек в мою сторону тоном победителя.
— Ничего не кончено.
Говорю тихо, но он слышит.
— Прости?..
— Это все… — небрежно вскидываю руку, обводя пыточную комнату, — …дело рук умного сукиного сына. А поэтому — ничего не кончено.
Он усмехается. Обветренными губами. Источает уверенность.
— Не делай из него героя. Он простой психопат. Мы возьмем его, и завтра же он расколется!
Дай-то Бог. Я больше остальных желаю, чтобы все кончилось именно так.
— Что это?!
Он, наконец, замечает предмет моих лживых исследований. Тени молчат. Говорю снова я.
— Орудие еще одного убийства.
— Постой…что?
Истинный масштаб мозаики не известен даже мне. Только два паззла. Но сколько их в действительности? Пять, десять, пятнадцать?
— Посмотри вокруг. Что ты видишь?
Он молчит, потупив взор. Вся эта мерзость не для него. Для червей. Для нас.
Поднимаюсь:
— Может, я скажу, что вижу?! Цех! Разделочный цех!..
— Антон…
Я не остановлюсь. Я скажу ему правду.
— Никогда такие места не строятся ради одной жертвы! Этот ублюдок мог приволочь ее домой, и пристегнуть к батарее, насиловать и издеваться, но нет…он привез ее сюда! А знаешь, почему?! Потому что у него есть это место! Он строил его специально для своих поганых игрищ! Психопат, говоришь?!! Возможно! Но расчетливый и ненасытный!!! Умный! Не герой, Боже упаси! Просто та мразь, которую нельзя недооценивать!
От обилия слов рот наполняется слюнями, похожими на бешеную пену. Сглатываю. Но не вижу ни одной фразы, брошенной впустую. Никто не произносит и звука. А значит — я прав.
Когда-то давно, в другой жизни, мы были молодыми. Нас страстно учили верить в черную сторону мира, но мы не желали прислушиваться. Даже в темноте, думалось нам, всегда горят фонари. Те спасительные островки света, что указывают дорогу. Преподаватели в выглаженной форме, с блестящими на плечах звездами, уверяли нас, веселых и безрассудных, что тот мир, в котором теперь нам предстояло жить — гнусный и лживый червь, копошащийся во тьме. Мы отказывались верить. В наших сердцах искрилось, не погасшее еще, детство.
Когда мы поняли их правоту? Со смертью первого из нас? Или когда увидели непроглядную бездну? Везде была кровь. Черная, потому что рядом не было и лучика солнца. Или все же, мы дошли до этого сами, раз за разом погружаясь в темноту?
Я не знаю.
Но и сейчас. Я не вижу света.
— Буду надеяться, что ты не прав.
Он уходит. А я смотрю ему в спину и киваю. Я тоже буду надеяться.
Чертовы ступени снова скрипят. Жалобно. Будто где-то давят котят. Становится не по себе. Слабая пустота вновь заполняет желудок. Хочется в туалет.
Но я еще не закончил здесь. Цветастая коробка до сих пор пуста.
Я открываю ее. Вдыхаю ароматы сладких духов.
Кем ты была? Зачем стремилась к такому ужасному концу? Почему так упорно искала любовь, которой нет?
Бережно кладу на тонкое, картонное дно все, что смог отыскать во тьме.
Веревок, которыми он связывал ей руки, нет.
Его трофей. С каждой жертвы. Их часть, оставшаяся с ним. Ни лица, ни руки, ни имена. Убогие куски жесткого каната. Только они.
Теперь все.
Нужно выбираться из серости. Даже таким как я, она иногда причиняет боль.
— Ищите любые зацепки, все, что можно придать анализу. Я ухожу.
Отвечает женщина. Снова. Как голос моей судьбы, зовущий остаться.
— Мы не подведем, ты же знаешь.
И вопрос.
— Ты куда?
Она боится. Выдумывает, будто я сбегаю от нее. Цепляет меня последним словом. Его железным крюком на конце. Глаза смотрят. Испуганно. Их озера наполняются прозрачной обидой. Наверное, я обязан сказать ей…
— В девять, — гляжу на смеющиеся часы. Секундная стрелка ускоряет бег. — У китайского ресторана. Найдешь?
Кивает. Я не вижу — чувствую это. Найдет. На то она и ищейка.
— Хорошо.
Направляюсь к ступеням.
— До вечера.
Слова в спину. Как острые ножи.
Лестница. Мерзкая неодушевленная тварь. Поднимаюсь на первый этаж. Кровь на дощатом полу ведет меня обратно, той же дорогой. К голосам. К вспышкам фотоаппаратов. К желтым номерным табличкам.
— Антон, подойди.
Иду на голос, как верный, потерявший зрение, пес.
— Ее адрес.
Пухлая рука протягивает мне вырванный из блокнота листок. Заталкиваю его в карман. Киваю. Благодарю. Желаю уйти… но стальные крюки вопросов вновь пронзают мою плоть. Держат крепко.
— Ты поедешь туда?
— Да.
— Как скоро?
— Сейчас.
— Хозяйка квартиры будет через час, с ключами…
Достаю листок с адресом. Часа мне будет достаточно.
Собираюсь уйти. Голос синего костюма снова вонзает в меня крюк.
— Что сталось с миром, Антон?
Навряд ли я знаю ответ. Но, может, он спрашивает о другом мире? О том, в котором мы? Тогда я смогу сказать ему. И я говорю.
— А что с ним сталось? Все та же тьма…
Ухожу.
И у самой двери, когда я касаюсь пальцами ее стеклянной ручки, у кого-то звонит сотовый телефон. Громко, разрывая скопившуюся в сером доме тишину. Застываю на пороге. Слушаю разговор.