Захожу в дом вслед за ним. Единственная комната, покрытая пылью, походит на высокий стакан с грязной водицей. Дневной свет, проникающий сюда через немытые окна, растворяется в сером полумраке, не достигая дна. Стук моих каблуков по деревянному полу взбалтывает мутную жижу пространства, и она раскрывается запахом тлена, оседающим в легких.
Становится трудно дышать.
В доме нет мебели, если не считать за нее пару плетеных стульев со спинками, окруживших, точно разбойники, убогий колченогий столик. Он жмется к кривой стене, и мне становится жаль его. Подхожу ближе и расставляю стулья по бокам. Волшебник снимает куртку и вешает ее на ржавые гвозди, вбитые в сруб. Наверное, когда-то, на их месте находилась красивая резная вешалка.
— О, присаживайтесь. Не стесняйтесь. Я хочу поговорить о том, что будет. Эти стулья тут единственные, я сделал их сам.
Присаживаюсь, облокотившись на спинку.
— Очень удобно.
Усмехается.
— Вы мне льстите. Но очень приятно, надо заметить. Плетению я отдал не меньше двадцати лет жизни. Делал мебель для друзей, для многочисленных знакомых… — молчит, рассматривая стул. Касается его рукой. Вздыхает. — Да. Все было так. Пока жизнь не изменилась. Для своей семьи я успел сделать только эти два стула. Все не было времени. А потом не стало и семьи…
— Почему бы вам не закончить работу? — смотрю ему в глаза.
— Для кого? Да и…
— Для меня.
Волшебник долго молчит, поглаживая плетеную спинку стула. Но я знаю — для ответа ему не хватит и двадцати лет.
— Руки у меня уже не те. Да и глаза, — берет стул и ставит напротив меня. Садится, как всегда, закинув ногу на ногу. Подпирает кулаком подбородок. — Вы готовы?
Вздрагиваю. Знаю, о чем он говорит. Ведь мы приехали сюда не за тем, чтобы поболтать о прошлом. Глупо было надеяться на такую концовку. Чувствую — меня ожидает нечто страшное.
— Я…наверное к такому нельзя подготовиться.
Кивает.
— Вы будете со мной откровенны, Оксана? Будете отвечать на все вопросы, которые я вам задам?
— Я постараюсь.
Он пугает меня. Теперь, от его слов, от его взглядов, мне действительно становится не по себе.
— В этом доме есть подвал. Слева от меня, в том небольшом коридорчике, дверь. Она, собственно, и ведет туда. Вообще-то эта дача досталась мне от коммунистов. Раньше, когда вас еще не было на свете, квартирой или дачей было обзавестись гораздо проще, чем сейчас. Заслуженным работникам разных отраслей жилье, просто-напросто, выдавали. Ну, сами видите, что это далеко не лучшая работа архитекторов, однако даже голый кусок земли здесь стоит достаточно дорого. Но вернемся к подвалу. Из него я когда-то хотел сделать что-то вроде подземного этажа, в прохладе которого можно было бы отдохнуть жарким летним днем. Все это так и осталось мечтой. Но этим летом я все-таки занялся его переоборудованием. Вы понимаете, к чему я клоню?
Облизываю горькие от помады губы.
— Не совсем.
Чешет забинтованную ладонь.
— Чтобы вылечиться, чтобы сохранить индивидуальность личности, вам необходимо встретиться с вашим кошмаром наяву. Чтобы вы были в сознании, и каждая личность смогла проявить себя здесь и получить то, чего хочет. Темная половина — понять, что ее любят, что отец, не смотря ни на что, до сих пор скучает по ней, а светлая — сбежать от смерти, освободиться и победить своего мучителя. И когда обе личности получат то, чего хотят, они исчезнут, и останетесь только вы. Диагноз очень сложный, и иногда психологи считают победой уже то, что личности перестают конфликтовать между собой, но мы попытаемся добиться большего. Я профессионал, Оксана, и я думаю, что сумею вам помочь.
Прячу дрожащие руки между коленей.
— Вы хотите сказать, что сделали из своего подвала пыточную камеру из моего сна?
— Это всего лишь декорации, которые помогут…
— Нет! Я не хочу. Я…я не смогу быть там…Господи…что вы такое говорите?
— Послушайте меня, — он наклоняется, упершись локтями в колени. Приближается ко мне, и я чувствую его ментоловое дыхание. — Это всего лишь декорация. Вы будете знать об этом. Ваша настоящая личность, та, которую мы пытаемся спасти, будет знать. Но две остальные примут этот подвал за страшную реальность. Ведь они родились там, в этом подвале, для них кошмар никогда не был отличим от настоящей жизни. Именно у того столба во сне ваша личность расщепилась. Но теперь на месте истязателя буду я. А я позволю им обеим получить то, чего они хотят.
Пытаюсь возразить, но от страха теряю дар речи. Пережидаю приступ, пытаясь успокоить взволнованное сердце. Весь наш разговор кажется мне какой-то дикой шуткой, розыгрышем, доводящим жертву до потери сознания. Снова хочется пить, но воду я оставила в машине…
— Оксана? Вам плохо? Вы побледнели.
— Да…я…сейчас. Дайте мне несколько минут.
Перед глазами мельтешат черные точки обморока. А мозг становится тяжелым, словно бы из него выкачали весь кислород.
— Может быть, вам выйти на свежий воздух? Прийти в себя? Пойдемте. Не хватало еще обмороков.
— Да…наверное.
Осторожно поднимаюсь и выхожу на крыльцо. Спускаюсь по ступенькам. Волшебник останавливается в дверном проеме, облокотившись на косяк. Достаю пачку «Vogue». И с третьего раза, тонким кончиком сигареты, мне удается зацепить пляшущий огонь зажигалки. Крепко затягиваюсь, слушая шипение ароматного табака. Дым пробирается в легкие, сжимая грудь. И сердцебиение от этого становится тише. Успокаиваюсь. Думаю о том, что становлюсь заядлой курильщицей. Но это вызывает у меня лишь улыбку.