— Не так хорошо, как хотелось бы.
— Простите?
Человек, назвавшийся Владимиром, улыбается. Снова. Но с каждым разом его улыбка нравится мне все меньше.
— Я был ее поклонником. Одним из многих…Ведь нет ничего страшного в том, что я принес ей цветы? Или вы против, Оксана?
— Нет…конечно нет. Что вы…Просто я…Да ладно, забудьте.
Снимаю цепочку с крюка и прохожу за ограду. К нему, на расстояние вытянутой руки. Ощущаю, как испуганное сердце разгоняет по крови адреналин, заставляющий дрожать руки. Поворачиваюсь к нему спиной, ставя сумочку на лавку.
— Так вы не были с ней знакомы?
Хочу услышать его голос. Удостовериться, что он не подкрадывается ко мне сзади, надевая на лицо белую маску из человеческой кожи.
— Я…нет. К сожалению, нет.
Достаю бутылочку с морской водой. Оборачиваюсь. Он стоит все там же. Неловко прячет взгляд.
— А почему вы не подошли и не познакомились?
Пожимает плечами.
— Не знаю. Собирался. А потом…потом стало поздно. Но я знаю, что сейчас она в том месте, где очень спокойно. Наверное, не стоит за нее беспокоиться, да?
Отвинчиваю крышку бутылки и присаживаюсь у могилы на корточки.
— Да. За Сашку беспокоиться не стоит.
Прозрачная вода тонким веером льется на цветы. Брызгает на памятник, оставляя на нем россыпи капель, стремящихся прямыми линиями вниз.
— Я принесла тебе море.
Эти слова предназначены только ей. Но странный человек, возвышающийся над нами, тоже их слышит. И почему-то я уверена — он опять улыбается. Не хочу смотреть на него. Хочу, чтобы он убрался отсюда и никогда больше не приходил!
— Оксана?
Поднимаюсь на ноги.
— Что?
— Здесь недалеко от кладбища есть кафе… — сглатывает слюну. — Не хотите выпить по чашке кофе?
— Нет, не хочу.
Отворачиваюсь за сумочкой и слышу, как он подходит ко мне. Почти вплотную. От него разит потом и землей. Сыростью, которая, кажется, пропитала его кожу паразитировав на ней белой плесенью.
Господи!
Оборачиваюсь, едва не стукнувшись виском о его скулу. Он снова в капюшоне и теперь его глаза пронзают меня, словно ножи. Делаю шаг назад и плюхаюсь на скамейку.
— Простите, я вас напугал.
Смотрю на него в испуге. Сердце мечется в груди не давая дышать.
— Что…да что с вами?!
Протягивает ладонь с забитыми грязью ногтями.
Улыбается.
— Позвольте вас проводить?
— Да уж, не стоит…
Встаю, но он не собирается меня пропускать.
— Мне нужно домой! Отойдите!
— Да бросьте, посмотрите, какой чудесный вечер. А у вас такие красивые руки. Оксана, вы никогда не думали, что дом там, где спокойно? Давайте пройдемся, здесь так тихо.
— Я закричу. Отойди от меня.
Усмехается.
— Почему вы так торопитесь туда, где у вас ничего не осталось? Жизнь — это война, Оксана. В ней нет места для любви.
— Кто ты такой?
Высохший язык липнет к нёбу не позволяя говорить. Слабый шепот походит на недоношенного ребенка, родившегося ради того, чтобы умереть. Но человек слышит меня. Вижу, как в его глазах полыхает огонь понимания. Он знает… Господи Боже, он знает обо мне все!..
— Видите, — смотрит на небо, — скоро стемнеет. В кого вы превращаетесь, когда на землю опускается ночь? В таких, как она? — кивает на Сашкину могилу. — Или во что-то другое? Вы свет, Оксана. Но время еще не пришло. Уходите.
Он отходит в сторону, давая мне проход. Но я стою на месте не в силах пошевелиться. Из глаз моих текут слезы. Так горько мне не было даже на Алькиных похоронах. Меня словно бы изнасиловали и раздетую бросили на палубу к голодной матросне. А я избитая, и истекающая кровью, вдруг оказалась не в их вкусе…
— Убирайся!
Рявкает на меня, и я вздрагиваю, приходя в чувства. Бегу прочь, слушая, как хрустит гравий под ногами. Сжимаю сумку потными пальцами. Не вижу ничего кроме собственных рук, мелькающих перед глазами, будто молнии.
Кто он такой? Он ведь так и не ответил…
Останавливаюсь у тропинки, где кустарники шиповника разрослись в колючую изгородь. Оглядываюсь. Он стоит все там же. Смотрит на меня.
— Кто ты такой?!
— Девушка, чего кричим?
Третий голос возникает за спиной, заставляя меня подпрыгнуть от неожиданности. Оборачиваюсь, стараясь устоять на ослабших ногах. Сухонький старичок в зеленой робе с любопытством вглядывается в мое лицо.
— Чего кричим, спрашиваю? А?
У Сашкиной могилы никого нет. Вешаю сумку на плечо. Устало опускаю руки.
— Место-то какое выбрала для своих пьяных оров. Ты посмотри, а!..
— Извините.
— Домой пора, я закрываю кладбище.
— Хорошо. До свидания.
— То-то же.
Еще раз оглядываюсь к могиле. Пусто.
Как и в сердце.
В ту ночь принцессе снились сны. Кошмары, которые больше ее не пугали. В них она сама подставляла гладкий шелк спины под плеть, и темный принц бил ее, оставляя на коже бордовые отметины. И горячая кровь лилась на пол, когда металлические наконечники впивались в тело, вскрывая плоть. А принцесса стонала, желая, чтобы удары были еще сильней. И смотрела желтыми глазами во тьму, признав в своем истязателе повелителя и короля.
Белое лицо инкуба скалилось зубами-иглами, а кожаная ручка плети скрипела каждый раз, когда он заносил ее для нового удара.
Не было ни страха, ни боли, ни отчаянья. И принцесса вдруг поняла, почему многие люди отказывались сражаться за свет. Ведь жить во тьме намного проще. И от таких мыслей, темная половина принцессы скинула оковы, и схватила ее за горло, выдавливая из него последний свет. Лежа в кровати, под мягкими одеялами, принцесса начала задыхаться. Захлебываться в собственной крови, заливая ею подушки и простыни.