— Я приду.
Голоса молчат. Они знают это. Потому что именно там, у последней черты, я встречусь с ней, и она расскажет мне всю правду, прежде чем уйти навсегда.
Но нужно торопиться. Пока она не забыла. Пока не перестала существовать в моем мире.
И я бегу. По скользким валунам города, перескакивая дрожащее в лужах небо. По коридорам каменного лабиринта, который выучил за жизнь, как молитву. Стараясь не замечать светящихся брызг, летящих из-под ног. Пытаясь унять сверло, скрипящее в груди. Я бегу все быстрее, боясь нарушить светлое обещание, которое дал. И о котором забыл, погрузившись во тьму.
«Мы все уйдем из тихого места».
Так мне говорила мама, когда я рыдал у отцовской фотографии. Она брала меня за худые ладони, и улыбалась, стараясь сдержать слезы.
«Мой милый мальчик, мы уходим, но оставляем память. И она живет, пока те, кто остался, помнят».
«Что это за место, мам?»
«Дом, в котором никто не умирает. Там очень спокойно»
«И мы…мы тоже будем там жить?»
«Да, сынок. Когда-нибудь. Но сейчас, мы всего лишь гости. Те, кто приходит на время»
«А папа? Он там?»
Ей было трудно. Но она улыбалась.
«Да, Антон. Папа сейчас там»
Дом, в котором живет бессмертие. Так она говорила о кладбище, где было сыро даже под раскаленным июльским небом. Я не боялся этого места. Но и не любил. Наверное, потому, что пустой цинковый гроб напоминал мне осиротевшую комнату, в которой не было хозяина, и оттого гостей там никто не ждал. Дом, где никто не умирает, всегда казался мне запертым.
Тем местом, в котором жила только чужая память.
И даже со смертью мамы, ничего не изменилось. Я перестал помнить. И дом, о котором она мне рассказывала в детстве, вдруг исчез, обернувшись туманной дымкой, окутавшей поросшие мхом надгробия.
Сколько я не был у нее? Сколько забыл? И как долго не говорил о своей любви?
Бегу быстрее, сжимая кулаки. Сквозь шум дождя, по опустевшим улицам, под унылым взглядом октября. Я дышу, вижу. Я слышу. Но не чувствую больше. И понимаю, что мимо меня, растягивая время липкими нитями, проносится безликая темнота, которую я называю памятью.
Я слишком заигрался. Я поверил в смерть, будто в бога. И она улыбнулась мне, взяв под руку. Уводя с собой в холод и мрак разрушенных цивилизаций. Туда, где во тьме обитают лишь человеческие кошмары, жаждущие крови. Я видел их. Не всех, но многих. И верил, что жизнь не может быть другой.
Господи, сколько времени прошло? Сколько лет я шатался по этим пустым коридорам, выискивая свою, несуществующую правду?
Ты был там очень долго, Антон. И не сумеешь уйти так просто.
Голос из бездны. Мой голос.
Куда ты бежишь? Ты не сможешь спрятаться от нас, потому что мы в тебе!
Дом, где никто не умирает. Моя последняя надежда.
Ты не сможешь!..
Не слушаю.
Я рядом.
Останавливаюсь, сбивая дыхание. Смотрю.
По каменному забору стекают ручьи. Скребутся о небо острыми пиками, потревоженные ветром, ржавые створы ворот. Стучит о косяк, монотонно и глухо, незапертая калитка.
Делаю шаг. Оглядываюсь.
Монолит города остается позади. Непоколебимая скала, выточенная временем. Пишет свою историю. Есть ли в ней мое имя?
Отворяю тяжелую калитку. Захожу.
Здесь ничего не изменилось. Все так же сыро. И горько.
Деревянные кресты мокнут. Темнеют. Сползают в грязь, наваленные кучами, венки. И лица умерших возникают передо мной, требуя тепла.
Место, где живет бессмертие…
Я чувствую призраков. Они ждут тех, кто помнит. Тех, кто мешает им уйти.
Шепчут их имена.
Кладбище кажется бесконечным. Могилы тянутся неправильными линиями за горизонт, множась сотнями, под зеркальным осколком неба. И каждый мой шаг, выпускает на волю все новых и новых его пленников. Они выходят из комнат, гремя тяжелыми цепями, и я вижу, как они устали. Как отчаялись скинуть оковы и покинуть это место, ставшее для них тюрьмой. Мокрые от слез, худые и голые, посреди леса из крестов, они сами превращаются в памятники, окутанные приторной дымкой боли.
Нет ничего страшнее для мертвых, чем бессмертие, подаренное живыми.
Ливень истязает землю. Шипит от наслаждения.
Осторожно пробираюсь по скользкой глине, между детскими могилами, и вижу, наконец, живых людей. Траурную процессию в черных тонах. Точки зонтов. И красную полоску гроба, похожую на хирургический разрез.
Подхожу ближе. На то расстояние, которое позволяет мне проститься с ней. Я вижу ее всего секунду, некий миг, полный красоты и боли. Ее лицо. Бутон белой розы, уложенной бережными руками, на красный шелк последнего признания.
По бледным щекам ее течет дождь. Капли, обнажающие правду. Смывающие тональный крем с фиолетовой кожи.
Слезы неба, подаренные ей одной.
Время прощания.
Навсегда.
Ее лицо, наполненное умиротворением и спокойствием, ускользает, исчезая под ярко-красной ширмой. После стольких лет поисков и разочарований она, наконец, обрела свободу.
Может ли быть счастье в этом? Та настоящая любовь, которую она так искала?
Гроб, перекосившись на веревках, медленно опускается в могилу. На грязное дно, где ползают клубки, потревоженных лопатами, червей.
Я не знаю ответов. Но хочу верить в то, что эта девочка найдет все, о чем мечтала.
Комья липкой земли летят вниз, кляксами расползаясь по красной обивке. Вспыхивает молния, словно вспышка фотоаппарата, фиксирующего горькую память. А где-то вдалеке, в другом измерении, раскатисто гремит гром, зовущий жить.
Я жду. Но Оксана все не приходит.
Люди у могилы молчат. Прячут лица под зонтами. Держатся за руки.